Это дети, приехавшие – прилетевшие  к нам из других стран мира. Ребята, мы рады вам! Мы хотим, чтобы в нашей стране вы чувствовали себя свободно и уверенно, чтобы побыстрее научились говорить по-русски и нашли себе хороших друзей!

Как правило, это дети трудовых мигрантов, приехавшие в Россию из республик Центральной Азии и Закавказья – впрочем, какая разница, мы рады всем и готовы всех учить русскому языку!

Сколько их? Пять-шесть процентов от общего числа школьников: 1000 детей в Красногорске, не менее 50 000 – в столице. 

Ходят ли они в школу? Большая часть – да. Однако, часто их берут в класс на год-два-три младше – потому что русский язык очень слабый. Надо ли говорить, что  это  тяжело   для подростка: оказаться в среде чужого языка, да еще в классе не по возрасту? Десять-двадцать процентов детей из семей мигрантов не ходят в школу вообще. Живут в Москве иногда несколько лет и не ходят в школу. Таких детей в городе около десяти тысяч. 

Конституция, Конвенция о правах  ребенка, Закон об образовании предписывает учить всех детей, оказавшихся на территории РФ:   говорящих по-русски и не говорящих, с регистрацией и без, - ребенок должен  учиться в школе. Точка. 

Концепция наша проста: Курсы и Классы. Курсы Русского языка – для тех, кого взяли в школу, но он мало что там понимает; курсы – это занятия после уроков. Классы – для тех, кого не взяли в школу. 

Мы учим приехавших детей русскому языку – чтоб они смогли быстрее освоиться в нашей стране, получить образование, в будущем – найти работу.  Хотим, чтобы ребята получили положительный опыт общения со сверстниками и взрослыми. 

Но еще не известно, кому всё это нужнее: приехавшим или «местному населению». Современный мир становится очень пестрым и разноязычным: все пришло в движение, языки, культуры, религии и обычаи – всё смешалось в нем. И нам всем надо научиться жить в мире и добром соседстве с  людьми, говорящими на разных языках.

Одним словом: Перелетные Дети, мы вам рады! Чувствуйте себя свободно и уверенно в нашей стране!

Все дети нуждаются в защите и поддержке: здоровые, больные, те, кто не ходит в школу, те, кто ходит, – особенно. Есть еще одна группа: дети мигрантов и беженцев. Они приехали, прилетели в наши края: кто на сезон, кто в надежде остаться надолго – Перелетные Дети.
Нельзя закрыть мир: хорошо, если наши дети смогут учиться в Европе, мы – путешествовать по курортам. Но мир не может быть полуоткрытым: отрытым для русских туристов и закрытым для людей из Средней Азии и с Кавказа, ищущих работу в России. Современный мир разноцветный и разноязыкий, а кого это пугает – может вернуться в свое средневековье.
Разделяем мы европейские ценности или нет, но должны хотя бы знать первую строку Декларации прав и свобод: все люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. И далее: право на счастье – одно из неотъемлемых прав человека. Любого человека: и француза, и немца, и араба, и африканца, и – даже – граждан бывших республик СССР – кыргыза, узбека, таджика… Мы все – люди и имеем право на достойную жизнь. Именно поэтому европейцы, и не только они, принимают у себя беженцев, дают им жилье и пособия, а не потому, что «Европа захлебнулась».
Закон и в России предписывает брать в школы любого ребенка, находящегося на территории России, независимо от статуса его родителей. Сотни тысяч детей из стран СНГ сидят за партами – и низкий поклон учителям обычных муниципальных школ, работающим с этими ребятами на уроках и после.
Однако на практике не все директора берут таких детей, особенно в среднюю школу, – многие пытаются отказать под разными предлогами. А если берут, то сажают на два-три года младше. Директоров можно понять, но проблема остается. Подросток проходит «курс адаптации» в чужой языковой и культурной среде, с детьми на два или три года младше его.
И самое важное: довольно много детей мигрантов вообще не ходят в школу. По статистике, очень приблизительной, – 10-20%. Пять-шесть тысяч детей школьного возраста, живущих в столице, - за бортом Школы. Это тема для разговора.
Да и не то что в школу – они и на улицу-то нечасто выходят, потому как статус их родителей не определен. У них нет никаких перспектив с образованием и в будущем – с работой. Наше общество тихонько дрейфует по направлению к апартеиду – раздельному существованию, когда в парках будут стоять скамейки для местного населения, а рядом на корточках будут сидеть приезжие рабочие, с трудом объясняющиеся по-русски.
Думаю, опыт европейских стран, когда для детей мигрантов в школах открываются специальные курсы на один-два года по изучению языка, а учителя учат фарси, урду и польский, чтобы общаться со своими разноцветными учениками, – очень правильный и полезный и для нашей страны.
Важно, чтобы эти дети, прилетевшие к нам из южных республик бывшего Советского Союза, из любых республик вообще, получили бы от нас не только урок русского языка, но и урок доброты и человеческих отношений. Или наоборот, это они могут дать нам «урок доброты и человеческих отношений».

Дети, приехавшие к нам из бывших республик Советского Союза, как им живется тут? Ходят ли они в школу? Если да, понимают ли там что-нибудь? И должна ли быть в нашей стране какая-то политика, система мер по поддержке  детей-мигрантов?
Много ли этих детей? Известный эксперимент по социальной психологии: человека, идущего по улице, просят оценить, какова доля, допустим, чернокожих в толпе народа – почти все говорят цифру значительно больше, чем в реальности. Мы склонны всегда преувеличивать процент непохожих на нас людей. 
Так вот, статистика по ближайшему Подмосковью, где процент мигрантов, как следовало бы ожидать, особенно большой: шесть процентов учеников школ города – дети с неродным русским языком. Да, есть школы, где в классах больше половины детей плохо понимают по-русски, но шесть процентов по городу – не основание рвать на себе волосы и кричать, что «понаехали».
Однако, эти шесть процентов - не менее 50 000  в столице, 145 000 по стране. Эти цифры – основание для разговора. 
Все ли ходят в школу? Конституция, Закон об образовании, международные акты, подписанные Россией, говорят: все дети, находящиеся на территории РФ, имеют право на образование. Есть ли гражданство, регистрация, вид на жительство – не важно. Ребенок должен ходить в школу. Точка. 
Если вдруг среди читателей есть кто-то несогласный с тем, что иностранные дети должны бесплатно посещать школу – то один лишь вопрос ему: А что вы предлагаете? Высылать детей на родину? Брать с них деньги за учебу? Хорошо ли будет, если среди нас будут жить люди, никогда не посещавшие школу, не умеющие ни читать, ни писать? 
Детей в школу берут. Берут и сажают на год-два-три младше физического возраста – а что ж делать, когда некоторые на вопрос «Как тебя зовут?» отвечают «Да»? И вся наша государственная политика по адаптации приехавших детей ложится на плечи учительниц советской закалки, для которых все дети одинаковы. 
Но есть дети, оказавшиеся за бортом Школы. Сколько их? Кто считал? По примерным оценкам, от 10 до 20 процентов детей из семей мигрантов не ходят в школу. На московский регион – это 5 000-10 000 детей. 
Причины? Директор может отказать, если у ребенка нет регистрации, может сказать, что классы переполнены, что опоздали и проч. – отказ не законен, но уровень русского языка у родителей не позволяет, как правило, настаивать на своих правах. Есть родители, которые и не пытаются определить ребенка в школу – дело не в мифическом «менталитете»: кто-то боится выйти из своего полулегального состояния, кто-то понимает, что ребенка все равно не возьмут, кто-то думает годик как-нибудь перекантоваться и вернуться домой. Жизненные ситуации бывают разные. Одно могу уверенно сказать: не встречал ни одного родителя, кто бы не хотел отдать ребенка в школу. Эти люди понимают не меньше нас ценность образования, не важно, планируют ли они остаться в будущем в России или вернуться на родину.  
Что делают дети, оказавшиеся за бортом Школы? Иногда помогают родителям - на работе, нелегально, разумеется. И почти всегда – дома: сидят с младшими братишками-сестренками, ведут хозяйство. Некоторые, особенно девочки, на улицу не выходят: пока маленькие – страшно, подрастут – будет опасно, поскольку патруль умеет вычленять из толпы смуглых подростков без документов. Что будет, если все эти мальчишки и девчонки, не говорящие по-русски, выйдут на Рождество из своих подвалов и полуподвалов на Тверскую улицу, светящуюся со всех сторон? Я не про угрозу для безопасности местных, нет. Стыдно, что в стране с такой иллюминацией нет средств или желания подумать о детях, не говорящих по-русски. 
Две проблемы получилось: часть детей мигрантов не ходят в школу вообще; большинство же в школу ходят, мало понимая, что там происходит.

Чужая страна, неродной дом, непонятный язык – эти дети оказались в непростой ситуации.  Что можно сделать?  
Есть такие, которых не взяли в школу – так и живут они тут в столице бывшей империи, не выходя на улицу, нянчатся с младшими братишками-сестренками, ничего не понимая по-русски.  Сколько их? Никто не считал. По примерным оценкам, пять-десять тысяч в Москве. 
Решение проблемы простое  – брать! Брать всех в школу: с регистрацией и без, приехавших сюда надолго или на сезон; выполнять Конституцию, Декларацию прав ребенка, Закон об образовании и прочие подписанные конвенции. Потому что так делают во всех цивилизованных странах. Потому что отказать ребенку в школе - как больному без страховки отказать в неотложной помощи. Просто потому, что это дети и они не виноваты в том, взрослые не смогли в срок оформить документы.
Брать без принуждения: без рейдов ФМС, угрозы депортации,  объяснять права, предлагать варианты,  брать без хитростей и отговорок. Они все очень хотят учиться. 
Большинство же в школу ходят, плохо понимая подчас, о чем говорит учитель.  Как учить их?  Два пути:  в обычных классах, вместе с русскоговорящими - сразу, с размаха, погружая в среду языка; или делать для них специальные классы.
Первый путь возможен, если ребенок все-таки что-то понимает по-русски, легче идет это с маленькими, хуже – с подростками; но в любом случае нужны дополнительные занятия по русскому. Сделать такие факультативы – дело ясное и простое, не требующее специальных разрешений, нужна только  педагогическая воля директора школы. В каждой школе, где есть два десятка приезжих детей, могут быть организованы такие курсы русского как иностранного. Почему этого нет?  Не было указания сверху, а снизу в школе ничего не растет. 
Однако, если уровень русского совсем слабый, если на вопрос: «Как тебя зовут?» ученик  отвечает: «Да!»   – никакие курсы не спасут. Представьте себя на месте такого ребенка: после шестичасового напряжения в попытке уловить смысл отдельных слов, Вас ведут на допзанятия по расстановке запятых в сложносочиненном предложении.
Сейчас таких детей или стараются вовсе не брать в школу, или сажают на два-три года младше физического возраста – что унизительно для любого ребенка. Выход  очевиден, думаю: создание специальных групп или классов,  где основным предметом будет русский язык; групп временных: на полгода – год; в которых эти дети будут окружены особой любовью и вниманием – потому что им особенно трудно в школе, хотя и местным, надо сказать, в ней нелегко.
Создание такого класса – если и хлопотное дело, то совсем чуть-чуть. Всё решается на уровне школьного завуча: какие приказы написать, как утвердить учебный план: завуч, он за пять минут вам любой план нарисует, не отличишь от настоящего! Дело стоит того, ведь что у нас на весах? Или ожесточение и вражда – от попытки поместить в один класс детей русскоговорящих и неговорящих, или опыт добрососедства и совместной жизни людей разных языков и культур. И неизвестно, кому этот опыт нужнее: приехавшим или коренному нашему населению!
Миграция – процесс не временный: стране нужны рабочие руки, взрослые берут с собой детей, дети почти не знают языка - вместо того, чтобы прятать голову в ворох бумаг, давайте решать проблему. Мы же взрослые люди.

Результаты опроса, проведенного «Левада-центром»: 14% респондентов сказали, что однозначно поддерживают лозунг «Россия для русских» и 38% заявили, что его неплохо было бы реализовать в разумных пределах.
Что сограждане имеют ввиду под этими словами: выдворение из страны инородцев, исключительные политические права для этнических славян – бог весть. Если называть вещи своими именами - это расизм. Пусть даже «в разумных пределах».
Не берусь разобрать все причины феномена - могу только, как учитель, сказать, что все начинается в школе, в классных комнатах.
Привела мама мальчика из школы, где много «нерусских детей», вот что сказала: нерусские – сплоченные и стоят всегда друг за друга, а наши – каждый сам по себе, не могут сгруппироваться и противостоять; уровень класса низкий, потому что нерусские плохо понимают по-русски.
Давайте разберем по составу это предложение. Тут есть две части: «нерусские группируются» и «уровень низкий».
Группируются – ведут себя как любые люди, оказавшиеся в меньшинстве в чужой для них среде, причем довольно агрессивной. И мы, взрослые, группировались бы, окажись в другой стране, среди людей, говорящих на малопонятном языке и не очень, прямо скажем, дружески настроенных.
Вторая часть высказывания: «уровень класса низкий», потому что приезжие ничего не понимают. Причина беспокойства понятна: какой уж тут уровень, я тоже был бы не рад, наверно, если бы треть детей не понимала, чтó говорит учитель.
Мама об этом рассказывала спокойно и трезво, без фобий. Но ведь всё на грани. И на этой почве запросто могут вырасти всякие дремучие вещи. Детей-инофонов в целом не так уж много: в Москве, к примеру, 6% от всех учеников. Но есть школы, где их – полкласса, и недовольство русских родителей объяснимо, и недовольство нерусских, кстати, – тоже.
И что? Где у нас программы адаптации для недавно приехавших детей? Факультативы для тех, кто плохо говорит по-русски, классы поддержки – для тех, кто совсем не говорит? Ну, не программы – хотя бы разговоры на эту тему? Обсуждение на совещаниях, педсоветах, где еще там?
Разговоры о том, почему их родители вынуждены искать работу в России, из каких республик они приехали, по сколько человек в комнате живут, как работают по ночам, все ли дети мигрантов могут ходить в школу, есть ли у них теплая одежда и обувь, чтобы зимой выйти из дома? Можем ли мы как-то поддержать этих людей – как в годы войны узбеки и казахи приняли и поддержали эвакуированных русских, помочь им определить детей в школу, записаться к врачу, выучить быстрее русский язык?
Т-с-с... Об этом не говорим, потому что если начнем что-то делать для этих детей, то сюда их будут везти еще больше, а этого нам не нужно.
Никто в школах не ведет националистическую пропаганду, нет! Но молчание опасно так же, как и пропаганда. Потому что солидарность, толерантность и умение понять другого – эти качества не растут сами по себе. Обо всем надо говорить, всему надо учить – с первого класса, по несколько часов в неделю, как мы учим таблицу умножения или русскую грамматику. Просто так растет только сорняк вражды и фобии разных видов. Вот и вырос он – половина наших сограждан хотят «России для русских».
Да, приехавшие ребята «группируются» — и местные должны были б как-то сгруппироваться: продумать меры по поддержке детей мигрантов, помочь им быстрее выучить русский язык и адаптироваться в нашей стране. Пока же вся «политика по адаптации» поручена школьным учительницам старой закалки, которые готовы учить всех подряд: и беленьких, и черненьких.
Молчание и отсутствие миграционной политики с системой мер по адаптации приехавших в Россию ребят – почва, на которой легко растет всякая ксенофобия.

На стене учительской в школе в городе Бобиньи (пригород Парижа, здесь учатся дети всех цветов, кроме белого, Бобиньи – город мигрантов) висит рисунок: черный ребенок с крыльями ангела и подпись внизу «СВОБОДА ПЕРЕДВИЖЕНИЯ». Для французских учителей это очень важно – любой ребенок, который в силу каких-либо причин оказался во Франции, должен получить образование и стать гражданином этой страны. Французы принимают беженцев и учат всех детей, потому что слова «Свобода» и «Равенство» понимают в прямом смысле.
В Париж я приехал с уверенностью, что есть две формы адаптации: факультативы после уроков и класс адаптации на один-два года.  
Я видел в Париже иностранные классы: малийцы, алжирцы, болгары, румыны, шриланкийцы, армяне, косовары, еще кто-то, чью национальность я не понял. Завидую этим детям: они счастливы. «Мадам! Мадам!» – кричат с места и тянут руку. Ровно как наши Перелетные: «Учителница! Учителница! Я знаю это!»
Французы называют эту форму «Класс Приема» – «Международный Класс» по-нашему. Поначалу дети учат только французский язык, потом потихоньку переходят в обычные классы: на физкультуру, рисунок, музыку, другие предметы. Класс открытого типа! 
Юридически все просто, как мне объяснил по-русски знакомый завуч: переводим детей на индивидуальный план и утверждаем дополнительную учительскую ставку.
В нашей стране возникают в крупных городах и вокруг них школы с большим перевесом нерусского населения. Автохтоны, ясное дело, опасаются вести туда своих детей. Рейтинги таких школ – на уровне плинтуса, со всеми последствиями для администрации. Каково решение проблемы? – «Да не бери ты этих черных больше в школу!» Вот и вся социальная политика.
Представьте, что нашу планету ожидает глобальное потепление. Или похолодание, не важно. Мы либо умрем, либо сумеем из ситуации извлечь пользу и станем сильнее и умнее. 
Одним словом, мы решили делать Международный Класс в Лицее «Ковчег» - класс открытого типа.
Я б хотел, например, чтобы мои внуки учились в классе вместе с берберами и косоварами.